Лежа у окошка на больничной кроватке,
  Глядя в потолок, где отражается все, что было,
  А по весне разведут по палатам -
  Руки сплетены, и все в смиренных рубашках.
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  В смиренных рубашках!
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  В смиренных рубашках!

  Вдоль по коридору кто-то ходит по краю,
  Там за простынями все они улетают,
  Улетел, нам оставил эфедриновой радости
  Полные карманы, ни хуя не надо.
  Ай-дай-дара-дай-дай
  Ни хуя не надо!
  Ай-дай-дара-дай-дай
  Ни хуя не надо!

  Сумрачные тени разбредутся по свету,
  Сказочные листья пожелтеют мгновенно.
  Когда в коридоре спать улягутся мыши,
  Грязный врач со свастикой поставит мне капельницу.
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Поставит мне капельницу!
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Поставит мне капельницу!

  Ночью ветер мне тихонько стукал в окошко,
  Ночью ветер нервно поцарапывал ставни.
  А когда слаб, словно солнечный зайчик,
  Он сжигал в своих венах доверительный порох.
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Доверительный порох!
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Доверительный порох!

  Сорванная музыка любимых пластинок,
  Остренький топор - былой выход из синтов.
  А они все по-прежнему опять улетали,
  И тогда это небо затянули колючкой.
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Затянули колючкой!
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Затянули колючкой!

  Лежа у окошка на больничной кроватке,
  Глядя в потолок, где отражается все, что было,
  А по весне развели по палатам
  Белые палаты... Ни хуя, не надо!
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Ни хуя, не надо!
  Ай-дай-дара-дай-дай,
  Ни хуя, не надо!